Если мы сознаем себя слабыми и неразумными и живем в бедности, а у нас есть друг- защитник, который любит нас и может очень многое для нас сделать, естественно в минуты нужды мы обратимся к нему с просьбой о помощи. И чем больше он любит нас, тем охотнее он будет исполнять наши просьбы. Всякий по опыту знает, насколько приятнее оказать услугу человеку, который ясно изложит свою нужду и с полным доверием попросит помочь, чем тому, кто будет как-то неуверенно мямлить: «А, может быть, ты не сможешь помочь, а, может быть, не захочешь,» и начнет давать советы: «не так нужно мне помогать, а вот этак ... иначе по-другому я не хочу». Чистое, непосредственное, светлое стремление помочь человеку – искра нашего богоподобия гаснет от такого недоверия или назойливости, и мы или откажемся помочь такому человеку, или уже будем ему помогать не по непосредственному чувству, а по чувству долга.
Далее: имея любящего, могучего, мудрого друга и покровителя, мы не только с просьбами будем обращаться к нему, мы будем ответно любить его, будем стараться выразить эту нашу любовь к нему и будем благодарить его.
Так именно христианин относится к Богу. Мы знаем, что Он любит нас, каждого из нас, каждое Свое творение, как Сам сказал: «Если и мать забудет дитя свое, Я не забуду тебя» (Ис. 49:15), и как учит нас апостол Иоанн: «Будем любить Бога, потому что Он прежде возлюбил нас» (Ин. 4:19).
Мы также знаем, что Он – сотворивший небо и землю и все держащий в Своей деснице – всемогущ, бесконечно благ и премудр.
Поэтому мы, христиане, с полной верой в молитве обращаемся к Нему с прошениями о своих нуждах, горестях и напастях. И делаем это с полным доверием и любовью, большими, чем у сына к любимому отцу, не навязывая Ему своих прихотей, часто грешных и неразумных, и не требуя, чтобы Он то или другое обязательно послал нам. Только жалуясь на свои трудности, и не сомневаясь, что Он услышит нас, мы всецело предоставляем Его всеблагой воле удовлетворение наших просьб.
Однако, как любящие отца дети, мы не только просим Бога, мы и благодарим Его за Его бесчисленные благодеяния, и славословим Его, выражая Ему нашу любовь, видя в Нем источник всего, что есть доброго во вселенной. Человек с развитой по христиански душой радуется каждой предоставляемой ему возможности молиться, выражать свою любовь к Богу, как человек любящий радуется каждой возможности выразить свою любовь любимому. Следуя завету апостола Павла: «Непрестанно молитесь» (1Фес. 5:17), многие благочестивые христиане в течение всего дня повторяют молитву Иисусову, которой без труда можно обращаться к Богу, не отрываясь от работы и повседневных занятий.
Однако образцом самой возвышенной молитвы всегда была и будет так называемая молитва Господня, которой Сам Христос научил Своих учеников, когда они попросили Его научить их молиться. Господь сказал им: «Молитесь так:
Отче наш, иже еси на небесех; да святится имя Твое; да приидет царствие Твое; да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли; хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение; но избави нас от лукаваго. Яко Твое есть царство и сила и слава, во веки. Аминь (Мф. 6и Лк. 11:2).
Молитва эта начинается призыванием Господа: «Отче наш, иже еси на небесех». Самую великую радость, самое великое преимущество принес нам Христос: право называть Бога отцом, право, которого люди лишились, когда изменили Ему, нарушив Его заповедь. Мы называем Бога «Отцом, Который на небесах,» не потому что Бог живет исключительно на Небе. Бог есть Дух вездесущий: на небе, на земле и на каждом месте. Наше видимое небо, простираясь над землей, является символом всего высшего и как таковое – символом престола Божия. Поэтому говоря «Отче наш, иже еси на небесех,» мы напоминаем себе, что Он – Отец наш, Который выше всего!
Далее идут наши прошения. Первым среди них является просьба: «Да святится имя Твое». У каждого любящего сына по отношению к отцу, обладающему всеми достоинствами, есть горячее желание, чтобы имя его отца было известно всем и всеми почиталось. Особенно должен при этом сын бояться, чтобы каким-нибудь недостойным поступком на нанести ущерб доброму имени своего отца. Эти именно чувства мы и выражаем по отношению к Небесному Отцу-Богу, говоря: «Да святится имя Твое».
Святость есть совокупность всех совершенств. Поэтому в полном смысле слова святым может быть только Бог, как поется в молитве: «Един свят, един Господь». Люди же могут быть святыми только относительно, но чем больше они будут приобщаться к святости Божией, тем больше в них и через них будет святиться и прославляться имя Господне, как при похвале доброму сыну одновременно восхваляются и его родители. Вот именно о таком прославлении в нас имени Божия мы просим в первом прошении молитвы Господней.
Далее: «Да приидет Царствие Твое». «Царствие Божие, не пища и питье, но праведность, и мир и радость в Святом Духе» (Рим. 14:17), – учит апостол. Следовательно, не о телесном покое и житейских радостях надо волноваться, но о духовных благах: чистой совести, праведности, мире и радости, которые подает Дух Святой. Царствие Божие во всей силе и славе должно придти в конце веков, когда мир сгорит в очищающем огне Божьего суда, а все умершие от века воскреснут, когда окончатся вся ложь, вся грязь, вся злоба, которыми теперь переполнен наш мир. Тогда во всей вселенной воцариться Христос и Его всеблагой закон. К этому вожделенному моменту должна стремиться каждая христианская душа, молитвенно прося вместе с апостолом: «Ей гряди, Господи Иисусе!»
Но Царствие Божие должно мыслиться не только в отдалении конца веков. С пришествием Христовым оно уже пришло на землю – в Церкви Его. В нее заложено то, что только может быть в Царствии Божием. В Царстве Божием, которое наступит после конца веков, мы встретим во всей полноте ту благодать, которая теперь подается нам в Церкви. Конечно, мы здесь говорим о Церкви, не как об организации, но как о внутренне благодатном организме, о Теле Христовом, к благодатной жизни которого мы приобщаемся в церковных богослужениях и таинствах. Об этой внутренней таинственной жизни, вселяющейся в нас, Христос говорил: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21).
И вот, говоря «Да приидет Царствие Твое,» мы просим Господа о том, чтобы Царствие Его воцарилось в душах наших праведностью, миром и радостью о Святом Духе, а затем о том, чтобы это Царство раскрылось во всем мире, чтобы окончились гнетущие времена лжи и злобы.
В третьем прошении молитвы Господней мы просим о том, чтобы все, что мы делаем и что с нами случается, происходило не так, как мы сами этого желали бы, а как угодно Богу. Доверие – это фундамент молитвы. Богу Отцу Небесному мы должны доверяться в полной мере, зная, что Он, всеблагой, премудрый и всесильный, любит нас неизмеримо, и, следовательно, желает нам только добра. Это – не только в отношении себя, но и в отношении наших близких и всего дорогого нам: нашего отечества и нашей семьи. Только зло, которое иногда овладевает человеком, ненавидит Господь, все же прочее, что только дорого человеческому сердцу, тем самым дорого и Господу, как дорого сердцу матери всё, что любимо её детьми. Вот почему и себя самих, и всё нами любимое мы должны с полным всецелым доверием предать воле Божией. «Сами себе и друг друга и весь живот наш (т.е., всю жизнь нашу) Христу Богу предадим».
Наши желания, планы и стремления часто неразумны, близоруки, непостоянны. Мы иногда добиваемся чего-нибудь, а потом горько сожалеем о достигнутом. Пример предыдущего русского поколения, стремившегося к радикальным изменениям существующей власти, у вас у всех перед глазами. Божии же планы бесконечно мудры. И тот, кто умеет все всецело предоставлять Божией воле, находит прочный мир душевный, который не покидает его даже среди тяжких испытаний, и радуется, видя иногда в путаных путях мировых судеб или в тупиках своей жизни направляющую благую руку Божию.
Именно так однажды и навсегда ангелы на небеси всецело предали в волю Божию всю свою жизнь, и мы просим, чтобы так же было и на земле, чтобы всем нам идти верным путем.
Человек состоит из тела и души. И для того, и для другого нужна пища. Пищей для души является благодать Божия, а для тела мы просим в следующем прошении молитвы Господней: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». Именно насущный, т.е. необходимый – без скудости и без излишка. И Господь всегда даст то, что необходимо нам. В сущности, пищи человеку нужно совсем немного; и люди гораздо чаще страдают от излишества, чем от недостатка. Пищи с избытком хватает на земле. Если бы все люди довольствовались бы действительно необходимым, никогда не было бы голода и нужды одних и пресыщенности, подтачивающей здоровье, у других. Не было бы ожесточенных войн, потому что не за насущный хлеб борются люди, а за излишества и роскошь. Мы же просим Отца Небесного о насущном, необходимом хлебе, зная, что приобретать его надо честным трудом, ибо «кто не хочет трудиться, пусть не есть,» – учит апостол Павел (2Фес. 3:10). Но трудясь, мы не будем отдавать нашего сердца этому земному. Сердце наше должно быть свободным и принадлежать только Богу.
Поэтому: «Не заботьтесь, – говорит Спаситель, – о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о своем. Довольно для каждого дня своей заботе. Потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом» (Мф. 6:34). И еще: «Не ищите, что вам есть или что пить и не беспокойтесь. Ищите прежде Царствия Божия, и это все приложится вам» (Лк. 12:29).
Далее мы просим, чтобы Господь простил нам «долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим». Долгом в подлинном смысле слова называется всякая наша обязанность – то, что мы должны делать. Бог, полнота добра, сотворил нас для того, чтобы мы любили добро, делали его и служили Ему, а мы растрачиваем свои силы и свое время на всякую суету, грешим. И вот, Господь побуждает нас просить прощения, обещая простить нас. При этом единственным условием Своего прощения Господь ставит, чтобы мы простили тех, кто виноват в чем-нибудь перед нами. На важность этого условия несколько раз указывал Христос в Своих проповедях и в Своей притче о милосердном царе и немилосердном заимодавце (Мф. 18:23). «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный; а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф. 6:14). И еще: «Если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой и пойди, примирись прежде с братом твоим и тогда приди и принеси дар твой» (Мф. 5:23).
В шестом прошении мы просим: «Не введи нас во искушение». Разные искушения и испытания должны придти, а мы должны преодолеть их. Воля, не закаленная в борьбе, не тверда; любовь и верность, бессильные бороться с искушениями, не имеют ценности. Радостно бывает для отца, если он видит своего сына избегающим дружбы с испорченными людьми. Мать просит у ребенка кусочек лакомств с целью испытать его, и если ребенок делится с ней, то она радуется его доброму сердцу. Любящий человек счастлив бывает, если эта любовь, подвергшись испытанию, остается нерушимо твердой. Гораздо большую ценность и долговечность приобретает такая любовь. Наша любовь к Богу должна стать несокрушимо твердой и до конца верной. А такой она может стать только пройдя через испытания. Вот почему Христос сказал, что «надобно придти соблазнам».
Но поскольку в искушениях таится возможность падения и измены Богу, то мы должны страшиться их и не доверять одним своим силам. Поэтому мы просим, чтобы Господь не дал нам пасть во время искушений, но послал нам силы побеждать их.
«Избави нас от лукаваго,» – просим мы в седьмом, последнем прошении. Лукавый, по-гречески, злой, низкий – это дух злобы и источник всякого зла – диавол.
В связи с этим необходимо ответить на вопрос, который часто задается: о происхождении зла в мире. Если Бог – Творец всего и нет ничего на свете, что бы не Им было сотворено, то спрашивается: не является ли Он и творцом зла, которое мы так часто наблюдаем в мире? Правильный ответ: Нет!
Бог все сотворил добрым, но сотворенные им личности наделены свободной волей. А свобода предполагает возможность выбора: повиноваться или не повиноваться Богу. И вот, те из сотворенных Богом духов, которые избрали верность Богу, стали Его ангелами. Те же, кто взбунтовались против Бога, сознательно избрали путь зла и стали демонами. Из этого первоначального зла, отпадения от Бога и противления Ему, родилось всё многообразное и многоликое клубящееся зло во вселенной. Но оно не обладает самостоятельной сущностью, оно ничего не создало и не способно создать. Оно существует лишь паразитарно за счет разрушения добра.
Ангелы решали вопрос о верности Богу однажды и навсегда, потому что они не связаны изменчивым и косным телом, но способны мгновенно, вне времени, постичь всю глубину различия между добром и злом и сделать обдуманный и решительный выбор.
Люди же, будучи телесными, связаны временем, подвержены изменениям, обладают способностью многократно склоняться то в сторону добра, то в сторону зла. Будучи сотворены Богом добрыми, они должны были сохранить и умножить это добро, устояв в искушениях и восходя от более легкого к более трудному. Но они не устояли в первом же искушении, поддались соблазну носителя зла – диавола и, будучи более слабыми, подпали под его влияние.
Но Господь не оставил людей в их губительном состоянии, Он стал принимать меры для спасения их, для возвращения им утраченной чистоты, помогал им бороться с грехом, руководя ими через своих праведников и пророков. Наконец, Бог послал в мир Сына Своего – Христа Спасителя, Который дал людям возможность стать членами Его благодатного Царства – Церкви. Диавол оказался побежденным. Но, одержимый безумной злобой, он продолжает искушать людей, играя на их глупости и слабостях.
И вот, против его хитрости и злобы мы и просим у Бога защиты: «Избавь нас от лукавого».
Заканчиваем мы молитву славословием: «Яко (т.е. потому что) Твое есть царство и сила и слава, во веки веков. Аминь». Мы сознаем и радуемся, что Ему принадлежит все это, хотя в нашем несовершенном мире, эти свойства проявляются тоже несовершенно.
Пусть пока будет так! Мы все же можем и должны ощущать себя, как посланцы великого могучего царя, которые перед лицом разбойников и бунтовщиков, восставших против непобедимого Владыки, безбоязненно возвещают об его силе и величии, о его немеркнущей славе.
«Христос царствует!» – радостно и победоносно восклицали древние христианские мученики, идя на смерть, перед лицом злобных, внешне торжествовавших, а внутренне же уже побежденных римских язычников. Так и мы, несмотря на внешнее торжество зла, знаем, что истинная сила, истинная держава принадлежит Единому Богу нашему, царящему над вселенной, а торжество зла – мимолетно и призрачно. Царство Христово придет, и мы заранее прославляем его пришествие. Оно не будет похоже на быстролетные царства земные, которые сегодня стоят, а завтра рассыпаются в прах. Оно – это Царство Христово – и ныне, и всегда, и во веки веков непоколебимо. А мы призваны наследовать это Царство (Лк. 12:32) и соцарствовать Христу.
Нам ли не радоваться и не благодарить Бога.
Верую во едину святую, соборную и апостольскую Церковь, – исповедуем мы в Символе нашей веры.
Но как может быть едина Церковь, когда так много церковных обществ и организаций, взаимно друг друга исключающих, претендуют на это название? Ведь мы знаем Православную, Католическую, Лютеранскую, Англиканскую, Армянскую и другие церкви.
Мы потому верим в единую Церковь, что только одна из всех церквей имеет обоснованное право действительно называться так, все же прочие именуются церквами лишь по принятому обычаю, вроде того, как в письмах именуют того, к кому пишут, «милостивым государем,» а себя – «покорным слугой,» хотя оба выражения не соответствуют действительности.
Церковью по настоящему может быть только одна, потому что с Церковью неразрывно связано звание носительницы совершенной истины, которая может быть только одна. Если в важных и точных вещах высказывается несколько различных мнений, правым может быть только одно, а прочие – неправильны.
Но и сама Православная Церковь может ли быть едина, если в Ней мы видим отдельные церкви: Русскую, Греческую, Сербскую, Болгарскую, Румынскую и т. д.? – Эти поместные церкви составляют одну Православную Церковь. Они суть даже не части Церкви, потому что Церковь не дробима на части, но лишь местные, обусловленные характером народа или государства, отдельные проявления одной и той же Церкви. Своеобразие каждой поместной Церкви может быть очень велико, но единство будет оставаться ненарушенным, если не нарушена Евангельская истина.
Воздух по всей земле одинаков и повсюду одинаково животворящ, если не нарушен его химический состав. Но действие, которое через воздух совершается, поля, которые он овевает, степень его влажности – разнообразны, и разнообразие это происходит от особенностей местности, которую наполняет воздух. Так и Церковь, повсюду единая, разнообразно проявляется в русском, греческом и других православных народах. Но все эти народы принадлежат одной Церкви, пока исповедуют одну, едино истинную веру.
Каков смысл деления на Церковь видимую и невидимую, на Церковь небесную и земную?
Это деление существует только в отношении человека. По существу же невидимая Церковь, глава Которой – Христос, в Которую входят ангелы и все спасенные люди, и видимая Церковь, состоящая из живущих на земле православных людей, – одна Тело Христво. Для примера: если муравей смотрит с земли на человека и видит только палец ноги, а весь остальной человек: голова, рука, ноги и туловище – теряются в высоте от муравьиного взора, то для такого муравья наблюдаемый им человек разделяется на часть видимую – ближайший палец ноги, и часть невидимую – все прочее. Но по существу такого деления в человеке нет. Так и Церковь, по существу единая, разделяется же для нас на доступную нашему зрению и Ту, Которая нашему зрению недоступна. Но в полной мере такая разделенность остается для нас пока мы, подобно муравью, созерцающему человека, наблюдаем Церковь извне, со стороны, как посторонние Ей. Когда же мы входим в Нее, как частицы Ее тела, эта разделенность исчезает, и мы ясно, хотя и невыразимо, ощущаем всю полноту и неделимость Ее жизни.
Внешне единство Церкви проявляется в единстве Ее Таинств, в том, что крещенный православным русским, греческим или сирийским священником человек вступает в одну и ту же Церковь, исповедуясь – получает от одной и той же Церкви отпущение грехов, причащаясь – приобщается одной и той же благодати. Внутреннее же единство есть единство духа. Многие спаслись (напр. некоторые мученики) не приобщившись, ни к одному из Таинств Церкви (даже и крещению), но никто не спасается, не приобщившись к святости церковной.
Как может быть Церковь свята, если составляющие Ее люди грешны, при том не только рядовые Ее члены, но и пастыри и архипастыри?
– Церковь свята не святостью людей, но святостью своей Главы – не метафорической или образной, но действительной – Христа, с Которым она составляет один организм. Святость же людей, т. е. чистота, свобода от грехов, нужна им, потому что только святостью люди могут войти в Церковь, в Которой не может быть ничего нечистого, ибо Она – одно тело со Христом. Всяким тяжелым грехом человек отпадает от Церкви, покаянием же восстанавливается в Ней.
Без святости не может быть причастности к Церкви. Не об исключениях, но обо всех христианах говорит апостол Петр: «Вы народ святой» (1Петр. 2:9). Всех нас призывает Господь: «Будьте совершенны (т.е. святы), как Отец ваш совершен» (Мф. 5:48), и апостол Павел разъясняет: «Ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Бога, плод ваш есть святость, наконец (как следствие), жизнь вечная,» т.е. жизнь в Церкви (Рим. 6:22).
Если мы согрешаем, то тотчас же можем мы и встать через покаяние, снова согрешив, снова каяться, хотя бы семижды семь раз в день, не уставая, не ослабляясь в покаянии, потому что оно есть дверь в Церковь. «Примири и соедини его святой Твоей Церкви,» – говорит священник в молитве таинства Покаяния, разрешая отъединившегося грехами, но покаянием возвращающегося в Церковь грешника.
Вот почему так важно быть православным, т. е. стоять всецело на точке зрения Церкви – считать за зло всё, что она называет злом, и считать за добро всё, что она называет добром. Если человек не сойдет с этой церковной почвы, то даже и глубоко погрязши в грехах, он всегда отыщет путь к покаянию и восстановлению своего единства с Церковью.
И наоборот, горе тому человеку, который не согласен с Церковью в её понимании зла и добра. Согрешая уже не по слабости или небрежению, но по убежденности, что тот или иной грех есть добро, такой человек не найдет пути к покаянию, не восстановит своего единства с Церковью, пока не отвергнет своего своеволия и своемудрия и не покорит их церковному разуму.
Итак, свята наша Церковь, хотя и входят в нее здесь на земле грешные люди. Но входят они в неё только святыми сторонами своей души, и чем более они вкореняются в нее, в ее благодатную жизнь, тем святее они становятся, и святость самых святых людей не от них самих, но от Церкви. Нет иной святости, кроме церковной. Все добро, вся святость, какая только есть во вселенной, где бы она ни находилась, – нераздельно принадлежит Церкви, составляющей единое со Христом.
Что значит соборная, по-гречески – кафолическая, Церковь? Не значит ли это всемирная? – Слово кафолический имеет несколько смыслов. Заключается в нем и понятие всемирности, что особенно любят подчеркивать латиняне, переводя слово «кафолический» словом «универсальный». Но всемирность в приложении к Церкви не значит наибольшую распространенность её в свете, тем более не означает наибольшее число её последователей, потому что тогда мы должны были бы отказать в кафоличности Церкви первых лет христианства, когда она была распространена лишь в Палестине, и все ее члены вмещались в одну горницу, и когда Церковь существовала только в Римской империи. Наоборот, должны бы признать кафоличным арианство в IV веке и несторианство с VII по Х век, когда эти ереси широко распространились по миру, а Православная Церковь была в меньшинстве. Наконец, будем вынуждены признать кафоличность буддизма, наиболее многолюдной из религий.
Нет, всемирность в приложении к Церкви значит другое. Значит, что она не связана ни с каким государством или народом, но все люди мира имеют одинаковую возможность и право быть ее чадами, что она одинаково может распространяться на все народы и страны, и никто – ни греки, ни русские – не имеют права претендовать на преимущественное обладание ею.
Но главное значение слова «кафолический» не в смысле «всемирный,» а в том, что передано славянским и русским словом соборный.
Святые равноапостольные братья Кирилл и Мефодий прекрасно могли бы или оставить слово кафолический без перевода, как это сделал Запад, или перевести его словом вселенский. Это слово существовало в их времена: например, в выражении «Вселенский Собор». Но они предпочли слово соборный, которое выражает идею не только видимого распространения, но идею единства во множестве.
Значит ли это, что Церковь Православная есть Церковь семи Вселенских Соборов, и что Вселенский Собор есть высший в ней авторитет? – Да, но не это главное. Соборной кафолической Церковь была еще до первого Вселенского Собора и до Иерусалимского Собора святых апостолов, от самого своего основания, ибо наравне с ее единством и святостью, соборность является основным свойством Церкви.
Господь мог бы спасти каждого человека в отдельности. Но не таков план Божий: Он основал Церковь – собор людей, подобный Предвечному Божиему Собору, и не отдельным людям, но их соборному единству Оноткрыл Свою волю, Свое учение и дал великую и страшную силу благодати.
Соборность Православия проявляется в том, что православные христиане, поскольку они живут в Церкви, как бы ни были различны внешние условия их существования, – веруют, мыслят и чувствуют совершенно одинаково.
В 1938 г. происходила конференция православных и англикан. Среди православных были русские, греки, сербы, румыны, болгары и сирийцы – люди разных народов и рас, разных культур и культурных уровней, у которых в мирской жизни было очень мало общего. Но в вопросе веры, поскольку они оставались на почве Церкви, они были совершенно единодушны. В то же время другие участники конференции, принадлежавшие к одному народу, к одной культурной среде, во всех вкусах и обычаях представлявшие единство, в деле веры разобщены глубочайшим образом, хотя и принадлежали официально к одной церкви.
При том, в Православной Церкви единство обеспечивается не внешним авторитетом, подобным авторитету папскому в римо-католической церкви, а исключительно внутренним единством жизни. Это единство жизни есть соборность.
В первые века христианства при великом напряжении церковной жизни, когда христиане полностью жили в Церкви, и вне Церкви у них не было никаких интересов, эта соборность проявлялась с особенной силой. На разных концах тогдашнего христианского мира: в Испании и в Месопотамии, в Мавритании и в Галлии, христиане не сговариваясь между собою, проводили жизнь настолько совершенно внутренне единую, что христианин, перенесенный из Дамаска в Массилию, чувствовал себя в церковной общине чужой страны совершенно так же, как у себя на родине. И все, что без официальных собраний и без особых постановлений вырабатывалось тогда внешне пестрыми, но внутренне совершенно едиными, разнообразными христианскими общинами, было выявлением воли и жизни Духа Святого, живущего в Церкви.
Впоследствии, когда явилась к тому возможность, этот же дух соборности, орган Святого Духа, стал проявляться на собраниях епископов, получивших наименование Вселенских и Поместных Соборов, дерзновенно, с полным сознанием своего на то права, заявлявших: «Изволися [угодно] Духу Святому и нам».
Соборность не есть общее подчинение какому-либо авторитету, не есть повиновение распоряжениям о том, как надо веровать или думать, не есть и кропотливое изыскание по вопросу о том, как о том или ином учили в древности. Православный христианин верит и исповедует не так, как это приказывает ему делать тот или иной церковный авторитет, не так, как это предписывает тот или иной древний святой отец, но так, как подсказывает ему его совесть, его сознание, живущее в Церкви. Но эту свою совесть и сознание он проверяет голосом Церкви – Вселенских Соборов, святых отцов и тех своих современников, о которых он знает, что они подлинно православны. И если он обнаруживает в своем сознании расхождение с ними, он не утверждает его в противность церковному сознанию, как протестант, но сознавая, что, если его сознание вошло в противоречие с сознанием церковным, значит в его сознании есть какая-то погрешность, и нужно не простое подчинение, но исправление своего духовного облика – покаянием и смиренной молитвой.
Стояние в соборности не всегда легко. Оно требует постоянного духовного бодрствования. Но ведь к этому призывает Христос, говоря: «Царство Небесное (т.е. Церковь) усилием берется, и употребляющие усилие (принуждающие себя) восхищают его» (Мф. 11:12).
В каком смысле мы называем Церковь апостольской, хотя в ней многое переменилось со времен апостольских? – В том смысле, что наша Церковь и ныне внутренне совершенно та же, что во апостольские времена, несмотря на изменения обрядов и церковных обычаев со времен апостолов. Церковь и ее члены знают внутренним знанием веры единство и неизменность своего духа, который есть дух Божий.
Внешние, т.е. не православные, видят изменение внешнего обряда человеческими глазами, не постигающими внутреннего единства. Церковь же сама признает себя неизменной, и со времен апостольских никогда не объявляет ложью то, что некогда она признавала за истину.
Впрочем, не апостолы определяют Церковь, но Церковь, как тело Христово и голос Духа Святого, определяет апостолов. Продолжая дело Христово, Церковь наименовала апостолами таких служителей своих, как Климент, Тимофей, Тит и других, которые, возможно, лично не знали Христа; потом назвала равноапостольными множество иных героев веры из разных стран и исторических эпох.
Церковь же лишала звания апостольства тех, кто не сохранил верности ей, как, например апостола Николая. Она же назначала новые виды служения себе, как, например, служение пресвитерское или диаконское, которых наделяла некоторыми апостольскими полномочиями. Церковь авторизировала или не авторизировала апостольские писания и тем установила канон Священного Писания, который находят себя вынужденными признавать и те, кто отвергает Церковь,
Ученый историк знает, что в первые века нашей эры было много книг, именующих себя или евангелиями или апостольскими посланиями, – некоторые из них были истинными, другие подложные или поврежденные еретиками. Рассмотрев их, Церковь, руководимая Духом Святым, утвердила и признала истинными только четыре Евангелия, двадцать одно Послание, одно историческое и одно пророческое повествование Нового Завета и пятьдесят книг Ветхого Завета. При этом Церковь не настаивала на том, что та или другая книга всецело принадлежит тому или другому автору, но признала, что это её книга, что она выражает её голос.
Прочие же т. н. евангелия и послания Церковь или отвергла, как несогласные с нею, или же придала им меньший авторитет, как, например, послания ап. Варнавы, послания ап. Климента, пророческие видения ап. Ермы и другие. Тем не менее из этих т.н. «апокрифических,» т. е. недостоверных книг, она иногда пользовалась теми, которые не противоречили ее учению. Так, например, некоторые церковные сказания, связанные с господскими и богородичными праздниками, которые записаны в наших минеях и синаксариях, взяты из этих апокрифических писаний.
И все это творила Церковь в полном согласии с голосом Духа Божия, живущего в ней. Но на этом дело Церкви не остановилось. Оказалась нужда в дальнейшем разъяснении учения Христова.
Самих по себе истин, необходимых для человеческого спасения, собственно, очень немного. Для того, чтобы спастись, не нужно быть богословом, но существование неверия и появление лжеучений ставит перед христианами все новые и новые вопросы, которые вызывают развитие богословской науки, являющейся ответом Церкви на задаваемые ей вопросы.
Так, вслед за Священным Писанием, в узком смысле слова, появляются писания отцов и учителей Церкви, которые тоже священны, потому вдохновлены тем же Духом Святым, Который говорил через пророков и апостолов.
И в этом океане святости и духовного ведения мы все призваны совершенствоваться, будучи членами единой, святой, соборной и апостольской Церкви.
Что такое кафоличность? Насколько важно для христианина решить этот вопрос, показывают слова «Исповедания веры святителя Афанасия Великого,» высоко почитаемого в христианском мире.
Это исповедание говорит: «Человек, который желает спастись, прежде всего должен держаться кафолической веры. Если же кто не соблюдет эту веру целой и непорочной, то без всякого сомнения он во веки погибнет».
Слово кафолический на славянский язык переведено было святыми и богодухновенными нашими первоучителями Кириллом и Мефодием словом соборный. Это показывает, что они, в полном согласии с пониманием всей Православной Церкви, вкладывали в это слово не тот смысл, который ему обычно придает современный Запад, толкуя слово «кафолический,» как «всеобщий, всемирный». Так, например, толковал значение этого термина Тридентский собор римо-католической церкви, который, между прочим, постановил: «Третьим признаком Церкви является то, что она католична, т.е. универсальна, всемирна» (Катехизмус ад Парохос, 1567 г.).
На то, что Церковь понимала это слово не так, как римо-католики, указывает то обстоятельство, что уже во 11-м веке, в письме о мученичестве св. Поликарпа, говорится о «епископе Кафолической Церкви в Смирне». Понятие о Всемирной Церкви в Смирне – бессмысленно. Климент Александрийский (3-е столетие) пишет: «Мы говорим, что в существе и воззрениях, в происхождении и развитии, исконная Кафолическая Церковь есть едина согласная, как подобает, в единстве веры» (Строматы VII. XVII Р. Д. IX, 552).
Однако, и понятие «соборный» требует разъяснения. Что такое собор, что такое соборность? – Для правильного разумения этого слова, нам надо оглянуться на самое начало тварного мира и подняться к вершинам богословия.
Бог раскрывается перед нами не как единица-монада, но как множественность, троичность во единстве: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святый, но не три бога, а Один Бог, Три Личности, но Единое Существо.
Чем обеспечивается это единство Трех Личностей Божиих? – Полной и совершенной любовью Одного Лица к Другому и полной совершенной истинностью Лиц Божиих, отсутствием какой-либо тени неправды, не подлинности в Святой Троице.
Это и есть истинный, исконный образ кафоличности, соборности, как и именует св. Церковь Пресвятую Троицу: Предвечный, Божественный, Троический Совет или Собор.
Такое соборное – кафолическое бытие является источником величайшей абсолютной радости и блаженства. Поэтому, по неизреченной Своей благости, Бог захотел, чтобы радость соборного бытия разделили с Ним и другие существа, которые и сотворил Он способными к этому: сначала ангельский собор, потом и человеческий род.
Он вложил в эти существа жажду совершенствования, которое достигается чрез всё большее и большее приближение к Нему, чрез все большее и большее постижение Его и соединение с Ним. Таково именно состояние ангелов и тех людей, которые унаследуют Царство Небесное, как сказал святитель Василий Великий: «Я – тварь, но получил задание стать Богом».
Радость и блаженство всё больше и больше увеличиваются по мере их возрастания в любви к Богу, в приближении к Нему и, следовательно, в приобщенности к Его радости и блаженству. Следовательно, у Бога радость – состояние, а у ангелов и блаженных человеков – процесс, но процесс беспредельный, ибо бесконечно велика божественная радость, к которой они всё более могут приобщаться.
При том, процесс этот не индивидуален. Ангелы – соборны, кафоличны. Каждый ангел является личностью, но все вместе они составляют один нераздельный собор, подобный Троическому, Божественному Собору.
Из этого ангельского собора выпал тот ангел, который не захотел общаться с Богом и приближаться к Нему, но избрал путь самоутверждения и обособленности. На этот путь он увлек и часть ангелов, последовавших за ним, обрекая их на разобщенное существование, лишенное всякой радости, ибо они отторглись от источника радости – Бога.
К соборному существованию был призван и человек. Святой Василий Великий пишет: «Монашествующие, истребляя в себе грех праотца Адама, возобновляют в себе первобытную красоту, потому что у людей не было бы ни разделений, ни раздоров, ни войн, если бы грех не рассек единства естества. Монахи подражают Спасителю, Его жизни во плоти. Ибо, как Спаситель составил лик учеников, даже и Себя сделал общим для апостолов, так и они. Монашествующие подражают жизни ангелов, подобно им во всём соблюдая общность. Они-то предвосхищают блага обетованного царства, в добродетельной жизни и взаимном общении представляя точное подражание тамошнему жительству и состоянию. Они-то ясно показали обществу, сколько благ нам принесло вочеловечение Спасителя, потому что расторгнутое и на тысячи частей рассеянное человеческое единство, по мере своих сил, они снова приводят в единение между собой и Богом. Ибо это главное в спасительном домостроительстве: привести человеческое естество в единение с самим собою и со Спасителем и, истребив лукавое разделение, восстановить первобытное единство, – подобно тому, как опытный врач лечебными средствами вновь скрепляет тело, расторгнутое на многие части» (Василий Вел. гл. XVIII, «Подвижнические уставы»).
Следовательно, по Божиему замыслу, люди должны были быть не отъединенными друг от друга единицами -монадами и индивидуумами, а личностями, соединенными друг с другом единосущием, т.е. чтобы каждый, сохраняя свои индивидуальные свойства, жил с другими людьми общей, а не раздельной, жизнью.
Этот замысел Божий был нарушен грехом, когда человеческое существо оказалось рассеченным на части – индивидуальности, тем, что человек свою волю противопоставил воле Божией.
Но человек согрешил не по ясному и зрелому решению стать на путь противления Богу, почему и грех его был не столь ужасным, и искривление его существа не было безнадежным. Первоначальная, исконная соборность человеческого рода, его древняя кафоличность, в какой-то мере сохранилась в глубине человеческой души. И все то доброе и истинно ценное, что было в дохристианском периоде и по сей день наблюдается в нехристианском мире, имеет свои корни в этой первоначально поврежденной, но не уничтоженной соборности – кафоличности человеческого рода.
Человек живет не только своей индивидуальной жизнью. Разорвано, неполно, но он ощущает в себе потребность и другого – соборного существования. Мы по опыту понимаем чувство сострадания, свойственное всем людям, их умение как бы выйти из себя и поставить себя на место другого, сочувствовать ему в горе или разделять его радость. Это – осколки первоначальной способности человека жить не только в себе, но и в другом. Мы обладаем способностью понимать другого, проникаться мыслями и чувствами других людей – иногда настолько, что эти мысли или чувства становятся как бы нашими собственными. Главным же, драгоценнейшим остатком первоначальной соборности является присущая всем людям способность любить. Любовь выводит человека из губительной разъединенности, таящей в себе холод и муку, и возвращает ему, в меру силы его любви, древнюю радость соборного существования.
Научное и художественное творчество от самых примитивных проявлений его и до самых высоких, также коренится в первоначальной соборности, ибо поскольку научное творчество есть стремление к постижению истины, а художество – к постижению и проявлению красоты, постольку они являются остатками исконного процесса, к которому призван человек – к постижению Полноты, Истины и Красоты Бога. И радость, которую несет научное или художественное творчество, является осколком и отображением той радости, к которой по замыслу Творца был искони призван человек, но которой он лишился согрешив.
Конечно, эти остатки соборности, вложенные в нашу природу, сейчас слабы и бессильны по причине греховности нашей природы. Насколько немощны эти добрые естественные чувства, знает каждый, кто внимательно проверял свои настроения. Например: при мучительном страдании ближнего, как долго может человек искренне и всею душой сострадать ему, не отвлекаясь своими интересами и заботами?
Возвращение к полноте соборности – кафолической жизни, к человеческой единосущности невозможно для одних естественных наших сил. Поэтому-то и бессильны все древние и новые попытки вне христианства построить естественную мораль: даже самые любящие и самоотверженные люди в конечном итоге предпочтут свои интересы интересам других. Веления самоутверждения и, самости в падшем человеке сильнее отблесков попранной соборности.
А между тем, только соборность ведет к спасению, потому что она возвращает человека на путь приближения к Богу, а, следовательно, ведет к радости. Разобщение же и замкнутость таят в себе муку.
И вот, для возвращения человечеству соборности, Бог сходит на землю.
Каждый человек от своих родителей наследует свои физические и душевные свойства. В естестве каждого из нас нет ничего такого, чего не было в отце или в матери, или в ком-нибудь из предков. Следовательно, вся полнота наших свойств, как физических так и душевных, находилась в Адаме – родоначальнике человеческого рода. И значит, если он согрешил, то потенциально раньше или позже мог согрешить и каждый его потомок.
Вот почему для спасения человечества было необходимо, чтобы в человеческое естество было привнесено нечто новое, что отсутствовало в Адаме. Это новое принес людям Сын Божий, соединивший с Собой Адамово естество. Став человеком, Он подвергся всем нашим искушениям, но, в противоположность Адаму, Он устоял, не поддался соблазну противопоставить Свою волю воле Отца, и потому остался безгрешным.
Научив людей и словом и Собственным примером праведной жизни, он принял на Себя их грехи, пострадал, умер для очищения их. И так как лично был безгрешен, то смерть не имела над Ним никакой власти. Ад, куда Он сошел после Своей смерти на кресте, не мог вынести славы Его Божества. Разорив стены ада и расторгнув узы смерти, Христос воскрес.
Однако эти сверхъестественные свойства Иисуса Христа – мудрость, святость, неистощаемая жизнь, духовная сила – оставались бы Его личными преимуществами, если бы Его всеблагой воле не было угодно распространить их на весь человеческий род.
Как же совершает это Господь? – Он создает новое Существо – Церковь.
Грех рассек человеческое единосущие, и потому грешный человек не может стать единым с другим человеком. Только малые отблески древней единосущности сохранились в человеческом роде. Однако безгрешный человек может стать единосущным другим людям.
И вот, безгрешный Человек – Иисус Христос, становится единосущным тем людям, которые присоединяются к Нему и освобождаются от грехов, благодаря тому что Он очистил грехи мира.
Это таинственное соединение со Христом совершается через Крещение.
Однако, то, что Христос омыл наши грехи, не значит, что мы можем снова грешить, и оставаться безгрешными. Нет, насильно Господь никого к Себе не привлекает, потому что любовь и общение с Богом основываются на свободе. Всякий раз, когда человек грешит, т.е. свободно выбирает зло, вместо добра, человек отделяет себя от Христа. По бесконечному долготерпению Божию он снова может вернуться ко Христу через покаяние. Потому в таинстве покаяния и читает священник: «Примири и соедини его святей Твоей Церкви о Христе Иисусе, Господе нашем». Получая в покаянии безгрешность, человек снова соединяется со Христом в таинстве святого Причащения.
Итак, Церковь есть новое существо – человеческий Собор, возглавляемый Христом, подлинный организм, в котором Он есть Глава. В ней все члены единосущны Христу и друг другу, представляя множество во единстве – подобие превечного Божьего Троичного Собора.
Вот что такое соборность – кафоличность.
Что же значит «кафолическая вера,» которую св. Афанасий ставит непременным условием спасения?
Это та вера, которая исповедуется всем этим Собором единосущных Христу и друг другу личностей, среди которого пребывает и Дух Святый, научающий их истине. В эту соборность одинаково входят все умершие и живые, по-кафолически, т.е. правильно верующие христиане. Каждый из них ответственен за чистоту своей веры, потому что верить иначе, чем верят остальные, составляющие Церковь, значит отъединять себя от Собора и свою волю, свое разумение противополагать воле и разумению Собора, возглавляемого Христом и одушевляемого Святым Духом.
Поэтому очень важно верить и жить в единении со всем Собором, со всею Церковью, ни в чем не противополагая себя Ей. Быть в единении, не значит растворяться в безличии, потому что каждый человек есть неповторимая личность, индивидуальное неповторимое отображение Божества, с лишь ему принадлежащими, никогда и ни в ком неповторимыми свойствами, как неповторимы свойства Каждой Божественной Личности Святой Троицы. Каждый человек имеет свои, лишь ему присущие задачи в жизни, но осуществлять эти задачи он должен в соборности, в единении, единосущии с прочими членами того же организма – Церкви.
Такова краткая схема кафоличности. О ней, кафоличности, о соборности человечества, о восстановлении грехом нарушенного единства всего человеческого рода молился Христос Спаситель наш в первосвященнической молитве пред крестными страданиями: «Отче Святый, соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы ... Молю и о верующих в Меня по слову их: да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин. 18:12, Ин. 17:20).
Здесь Христос молился об установлении Церкви, человеческого Собора, подобного Предвечному Троическому Собору, ибо к богоподобию мы призваны от момента самого создания нашего.
