Дорогие мои сограждане по разуму, а давненько я не писал вам из больницы, в простонародии называемой «дуркой». Хотя, кто сейчас знает, где и кто находится: вы там или я здесь.
Так вот в предыдущей записке из дурки я писал, что доктор пообещал всех выписать. Так и случилось: моих товарищей по борьбе, с которыми в трудные времена делил галоперидол и аминазин, выписали.
Говорят, что Ростислав Интеллигент, Борька Наполеон и Максимка Робеспьер сразу в Думу подались. Они и здесь, в «дурке» всегда задумчивые были: политики, что еще скажешь. Говорят, что «новой крови» не хватает нынешней Думе.
А вот Васька Профессор и Роберт Физик, те подались по научной части. Какой – то их коллега по имени Щебайс из «силиконовой долины» уехал в заморские края. Поэтому освободилось вакантное место, а судя по зарплате предшественника, сразу двоих и взяли на одну зарплату. Для Лондона маловато будет, но на два Кипра хватит потом.
Степку Разина тоже выписали. Без смирительной рубашки. Говорят, времена смутные наступили у границ России – матушки. Так Степан сразу и пригодился со своими способностями решать вопросы на месте. Ему неважно, суша это или море. С размахом человек, широких взглядов и действий.
Ну, а вашего покорного слугу, пишущего эти «записки», не выписали. Доктор сказал, что моя психика еще слаба, чтобы адекватно принять то, что происходит сейчас за пределами «дурки». Я поначалу как – то не понял доктора: вроде бы я в «дурке» нахожусь, а не меня в «дурку» отпустить надо.
Но потом все стало проясняться: слухи через медбратьев доходили, и пациент другой пошел. Не тот, что раньше.
Первый, кого привезли при мне в наше отделение для буйных, был Ванька Тракторист. Он был не такой уж и буйный, скорее – странный. Все время ходил по палате, держась за штаны, и постоянно приговаривал: - Я мужчина, я мужчина, я мужчина… Успокаивался лишь после изрядной дозы укола аминазина. Тихо засыпал и лишь иногда шептал во сне: - Маша, я вернулся, ты моя женщина.
Как рассказали медбратья, началось у него все это после поездки в отпуск по Европам. Человек никогда раньше заграницей не был, а тут вдруг урожай подошел богатый, премия в квартал, турпоездка по странам более развитым, чем сам Ванька. Вернулся из заграниц уже сразу к нам, в «дурку».
Прошло некоторое время, Ванька в себя пришел после интенсивного лечения. Я к нему с вопросом: - Ваня, расскажи, как там капиталисты процветают? Что видел, с кем общался?
Но ответа так и не услышал: Ванька опять впал в свое прежнее состояние – я мужчина. Перевели его в другое отделение. Говорят к остальным туристам из той поездки.
Отделение стало наполняться какими – то странными даже для «дурки», людьми.
Венька Гендерович был привезен на «дурку» весь в слезах и соплях. Говорят там, куда меня не выписали, он возглавлял «Союз равно – беременных» и боролся за права еще не рожавших мужчин. Венька по секрету рассказал мне, что родил сына, но у него его забрало государство, чтобы скрыть этот факт и не отдает. Он тихо плакал ночами, рассматривая фото своего сына. Однажды, когда он крепко спал, я потихоньку вытащил из под его подушки фото и увидел, что это картинка из какого – то учебника, на которой изображен кудрявый (в парике) Ломоносов.
Еще один пациент – персонаж, это Эдуард Непомнящий, в миру Эдик Скульптор. Рассказывают, что он был большой любитель поесть, а уж потом заниматься творчеством. Так этот самый Эдик нагадил на самой большой площади города в нескольких местах и утверждал, что это скульптурная инсталляция под названием «Наследие прошлого». Бригада «Скорой помощи» забрала его с площади в тот момент, когда он привел коров и начал создавать новую инсталляцию, под названием «Следы коллективизации».
Недавно поселили нам Евгения Радужного. Говорят, раньше работал в какой – то физической лаборатории лаборантом. Пробирки вроде мыл и с приборов пыль вытирал. Мы его прозвали сразу Женечка Спектр. До того нудный тип, меры нет. Постоянно днем на всех нападал со словами: - Не смотрите в окна, вы недостойны света! Лишь немногие достойны видеть спектр, но скоро нас (их) будет все больше и мы сольемся в одну единую радугу в любовном экстазе. В общем, Женечка был больше похож на извращенца, чем на ученого – физика.
Слышал я, что и в детском отделении появился странный больной. Зовут его вроде, Павлик Морозовский. Говорят, отказался писать заявление на родителей своих за то, что они к нему слишком строги. Школьный психолог решил, что ребенку необходима помощь более квалифицированных специалистов. Привезли к нам. Скорее всего, и родителей привезут потом.
Я с тоской все чаще стал вспоминать былые времена нашего отделения. Какие люди были: Борька Наполеон, Профессор, Ростислав Интеллигент…
Имена – то какие, а судьбы?! А это что? А это кто? Видимо прав мой доктор – не готов я к выписке еще в тот мир.
Хотя… Мой доктор, скорее всего, знает уже, где этот мир, а где «дурка». Заботится о старой гвардии – ветеранов потребления галоперидола и интенсивной терапии.
- Доктор, мне бы аминазинчика укол! И в нирвану! Наконец – то я дома.
P.S. Когда вернусь, расскажу, как остальные поживают.
